Ковпаковцы в Буйновичах: как это было
После очередной даты со дня освобождения нашего района от немецко-фашистских захватчиков, которая отмечалась 23 января т. г., в редакцию позвонила жительница д. Буйновичи Мария Яковлевна Гарбаль и предложила рассказать о том, как в ноябре 1942 года партизаны соединения С. А. Ковпака пришли в её деревню и выгнали обосновавшихся там немцев и полицаев.
Надо отметить, что почти всегда после наших публикаций на тему Великой Отечественной войны, и особенно когда речь идёт о военных действиях на территории нашего района, в редакцию поступают письма и телефонные звонки, в которых читатели высказывают своё мнение о тех или иных событиях. Конечно же, в таких случаях мы не можем не прислушаться. И уж тем более, когда разговариваем с живыми свидетелями той страшной войны. Как и на этот раз. Тем более, что 9 партизан-ковпаковцев, по словам Марии Яковлевны, в ту ночь, с 20 на 21 ноября 42-го, ночевали в доме, где она жила с матерью, младшими сестрой Настей и братом Мишей. Отец был на фронте.
— Тот тёмный и холодный ноябрьский вечер помню до мелочей, — вспоминает Мария Яковлевна. – Тем более, что детская память, как чистый лист бумаги – всё происходящее запечатлелось на нём на всю жизнь. Мне было тогда 10 лет, и до войны я успела закончить три класса. Жили мы на острожанской улице, а по соседству с нами – староста деревни Евхим. Во время Первой мировой он был в плену у немцев и знал немецкий язык. Его-то и назначили старостой. Человек был неплохой, к людям относился хорошо. Бывало, у него ночевали и партизаны, и евреи. Немцам никого не сдал. Да и заподозрить они ничего не могли – всё-таки староста. Евхим к нам заходил, но чаще его жена. Вот и тогда, перед осенним церковным праздником – Михайлом — пришла она и новость такую принесла: мол, из Буды-Софиевки звонили ковпаковцы в жандармерию немцам и сказали, чтобы те готовились к встрече, стол накрывали, дескать, чай будут вместе пить. А в жандармерии на тот момент, может, и были два или три немца, остальные — полицаи. Они как узнали, что к ним сам Ковпак «в гости» решил пожаловать, мигом собрали манатки, и еле в Лельчицы успели удрать. Партизанам осталось только сжечь временное пристанище фашистов, чтобы следа и воспоминаний о нём не осталось.
В ночь на 21 ноября так совпало, что в деревне по традиции отмечалась так называемая «родительская вечеря» в память по усопшим. Обычно готовили много еды, сами ели и часть трапезы оставляли на ночь якобы умершим родным и близким. По поверью, ночью они приходили в дом, чтобы отведать угощенье. Мать тоже наготовила еды из чего было — супа с грибами, картошки, киселя… Время тяжёлое, особо не разгонишься. Но главное – обычай соблюдался. Поужинав, мы, было, уже и спать легли, как вдруг увидели на улице какие-то вспышки и услышали непонятный шум вроде выстрелов. Глянули в окно – а у нас во дворе люди какие-то, повозки с пулемётами. И тут же слышим настойчивый стук в дверь. Когда открыли, в хату вошли девять человек: семь вооружённых мужчин и две молоденькие девушки (как потом оказалось – радистки Надя и Женя). Поздоровались и сказали, что будут у нас ночевать. Правда, предварительно поинтересовались, кому еда на столе стоит. Мать объяснила про обычай и предложила пришедшим поужинать. Те, поблагодарив, отказались, так как были уже сыты. Из сарая принесли сена и подослали на пол, чтобы было мягче и теплее спать.
Остальные партизаны рассредоточились на ночлег по всей деревне. И не только в нашей — по всей округе: в Крупке, Заходах, Берзаводе и т. д.. Штаб разместился в большом, с перегородкой доме Тимофея Гарбаля, что жил через две хаты от нас. У него было 8 детей. Ковпак занимал вторую часть дома.
Поутру мать начала думать, что бы приготовить на завтрак партизанам. Решили кроме прочего закрутить ещё и три гуся. Уже они варились в печи, как в хату зашёл сам Сидор Артемьевич. Человек он был невысокого роста, как мне показалось тогда, щупленького телосложения, с седой под клин бородкой. С порога поинтересовался у политрука, тоже ночевавшего у нас, как отдохнули, как приняла хозяйка, а у матери спросил, не обижал ли кто. В свою очередь, мать пригласила командира на завтрак, но он вежливо отказался. Позже, когда всё было готово, Катя, Женя и политрук набрали вареного мяса, картошки, хлеба и отнесли в штаб. Так распорядилась мать, зная, что у Тимофея Гарбаля много детей и угостить ему партизан было особо нечем.
До войны в нашей хате была вечерняя школа, в которой учились читать и писать в основном неграмотные женщины. Поэтому в сенях остались длинные столы и лавки. Их и использовали для завтрака. После того, как партизаны дружно покушали, затянули песню. Я сама очень любила петь в школьной самодеятельности, до войны участвовала в различных концертах, которые организовывались к праздникам. Поэтому слушала затаив дыхание. А пели они прекрасно. Казалось, вся хата звенела: «Собирались казаченьки на колхозном, на дворе». Жаль не могу теперь нигде разыскать слова той песни. Одну строчку только и запомнила.
Отдыхали партизаны до вечера, затем двинулись на Лельчицы. Там стоял крупный немецкий гарнизон. Идти решили в обход, через Стодоличи. По разведданным к местечку скоро должны были подойти ещё и немцы с Турова. С партизанами из деревни тогда ушёл лишь один Яков Малец с сыном и дочерью (к счастью, все они живыми вернулись домой). Дома осталась жена и двое детей. Были ещё желающие, но Ковпак не брал больше, так как людей у него хватало. Позже, после ухода соединения, с весны 1943 года партизаны местного отряда имени А. В. Суворава по ночам постоянно патрулировали улицы Буйнович и окрестных деревень, чтобы предупредить население о возможном появлении немцев. И они пришли, правда, уже отступая под жёстким натиском сопротивления летом 43-го. Сожгли всю деревню дотла, уничтожив всех мирных жителей, кто не успел убежать в лес. Не щадили никого – ни стариков, ни женщин, ни детей. Помню, даже дедушку расстреляли, которому было за 100 лет. Прямо у нас во дворе убили…
Отец Марии Яковлевны – Яков Куприянович Бобович – воевал в санчасти. Выносил раненых с поля боя, но и сам был тяжело ранен в голову. Умер в госпитале под Дубно Ровенской области. Там и похоронен. Муж – Павел Николаевич Гарбаль – как записано в его партизанской книжке, «в период Великой Отечественной войны был участником партизанского движения и подпольных организаций на Украине с мая 1943 по апрель 1944 года». После войны работал в органах МВД. Умер в 1977 году и похоронен на местном кладбище.
Игорь ЖОГЛО.